ЗАЧИН

Известняковая плита 
Лежала мертво под ногою, 
Окованная немотою, 
В плите таилась красота.

И озарило мужика:
Ту красоту - из тьмы да к свету! 
Такое по плечу поэту:
Уж сотворить - так на века!

Крутая кладка повела 
По-над Псковой - все выше, выше! 
Венцом легли на стены крыши, 
Возликовали купола.

Как стражи, башни над стеной 
Взошли в недреманом догляде.. 
А что радетель был в накладе, 
Так он же сам тому виной.

Он не оставил по себе 
Для нас ни имени, ни званья, 
Как бы потомкам в назиданье 
Творил дворцы, а жил в избе.

ЗНАКОМСТВО

Издательство брошюр и книг. 
Как поле - стол. Шкафы и стулья.. 
Не полагал, что попаду я 
С проблемой древности в тупик.

Читал я рукопись о Пскове –
Сумбурный, непонятный труд. 
Ответ для автора готовя, 
Я понял: нужен правый суд.

Вовлечь Спегальского в работу –
Отличный повод. Позвонил. 
- Архитектурное болото... –
Сказал он, будто пошутил. -

Понаплодилось лжеученых, -
С усмешкою добавил он. –
Они в неправдах закалены, 
Сразиться с ними - есть резон.

Мы встретились.
Голубоглазый,
В огне осеннем борода...
О древности его рассказы
Запали в душу мне тогда.
Казалось, он сошел с полотен,
Которые нарисовал:
Как богатырь, плечист и плотен, 
Походка твердая - вразвал.

На Пушкинской его квартира. 
В ней - Ольга, строгая жена, 
Преподнесла нам хлеб с кефиром. 
(А мне бы - стопочку вина!)

Но я смолчал. Иной заботой 
Был занят ум. Ходил - глядел 
Его настенные работы, 
От удовольствия балдел.

Две комнаты - и все жилище. 
Я в ней - досужий ротозей, 
Для размышлений - вволю пищи. 
Подумалось: попал в музей.

Мне Юрий Павлович поведал 
О планах и своих мечтах. 
Бывали заполночь беседы 
- В них возрождалась красота.

Жена и муж околдовали 
Рассказами и добротой. 
Потом и стопочки бывали 
Не только с ключевой водой.

Меж ними вспоминали годы, 
Когда военная страда 
Взвалила на страну невзгоды...

Остались в сердце навсегда 
И разговоры, и мечтанья, 
И споры с ночи до утра…
Мне свой рассказ начать пора 
Потомкам нашим в назиданье

ДЕТСТВО

С плитняковым духом, с болью
Он впитал
Псковских каменщиков долю.
Постигал
Вопреки большой порухе,
Благодать.
Он сумел, играя в рюхи,
Сильным стать.

Душу полнил колокольный
Перезвон.
И на Масленице вольной
Смело он
С крутоберега метнулся
Во весь дух
И на санках кувырнулся
В снежный пух.

Затевала бой — веселье
Ребятня.
Были снежные купели
На полдня.

Юрка был в сраженьях крепкий, 
Хоть и мал.
В потасовках детских 
Шапку не ломал.

ВОСХОЖДЕНИЕ

От мальчишеских забав 
На Пскове плескучей, 
Разуменья поднабрав, 
Кинулся он с кручи, 
Как в Пскову, в десятый век, 
Другом к Судиславу, 
Древний вычислил набег –
Рогвольда ораву.

Постигал за веком век –
Плитняковы строки, 
Что оставил человек 
От времен далеких.

Снетогорский монастырь –
Прадедов созданье. 
С купола окинуть ширь –
Давнее желанье.

Выше, выше - верхолаз 
Работает руками. 
Восходил он первый раз –
Взмыть над облаками.

Показалося: парит 
Вольный, словно птица. 
Междуречье покорил, 
В небо устремился.

Ширь открылась - дух в захват:
Озеро и небо.
Пскова зов - в груди набат,
Все в нем быль и небыль!

Кром, как сказочный фрегат, 
С Троицким собором. 
Светлых башен грозный ряд 
Над рекой - дозором.

Льется солнце свысока, 
Острова, как струги. 
И Великая - река 
В золотой кольчуге.

За Талабскими вода –
Ни конца, ни края. 
В заливных - стада, стада… 
Сердце замирает.

Ветер гонит облака, 
Белые на синем. 
До чего же велика 
Матушка-Россия!

МОЛЧАНИЕ КОЛОКОЛОВ

Рассвет занялся за Псковой, 
А над соборами - ни звука, 
В молчаньи город как немой… 
Не ко двору вождей наука.

Колокола набрали в рот 
Воды. Надолго замолчали. 
Желал того иль нет народ –
У власти не было печали.

Спегальский это замечал, 
Как в новой кладке перекосы. 
Но он, как колокол, молчал –
Опасно задавать вопросы.

Он знал: творенья мастеров 
Останутся, не канут в Лету. 
Хотя поналомали дров, 
Нарушив стариков заветы.

Понять, что было, воссоздать 
События, творенья, лица... 
Как строки, стены мог читать 
И был готов на них молиться.

Находкам, как мальчишка, рад, 
В завалах проводил недели. 
Детинец древний, Кром, Посад 
Воображением владели.

ДОРОГА В НАУКУ

Академия художеств,
В ней архитектурный цех.
С каждым годом знанья множа,
Он учился без помех.

И аркады, как короны 
Древних римских городов. 
Императора Нерона 
Был осваивать готов.

Изучил труды Фронтина, 
Прочих римских мудрецов... 
Открывалось, как картина, 
Пскова древнее лицо.

Восторгаясь Ленинградом, 
На Великой жил душой. 
В сердце не было разлада, 
Чувствовал себя Левшой.

На каникулах студенту 
Нет ни отдыха, ни сна. 
Древних зданий элементы 
Открывала старина.

Зодчих принцип изначальный 
Разгадал в родном дому. 
Храмы песней величальной 
В Пскове слышались ему.

ГРОЗА

Предгрозье тяжелее, чем гроза, 
И словно плесень, ядовиты слухи. 
Пока что небо красит бирюза, 
Июнь окутан тополиным пухом.

В зыбучем мареве за городом луга 
Просторную напоминают реку. 
По ней плывут пузатые стога –
О новом дне забота человека.

На взгорках рожь туманностью взялась, 
И вместе с рожью вызревало лето...

Вдруг с неба черна туча сорвалась, 
Чтоб в смерть и прах перемолоть все это. 
От запада катилась на восток –
Слезами, кровью землю заливала. 
Фашистский зверь коварен и жесток –
От смерти и молитва не спасала.

В огне пылали села, города,
Земля горела с урожаем вместе.
Лавиной надвигалася беда,
И что ни день - страшнее смерти вести.

Орда врагов текла на Ленинград 
Железной петлей сдавливала город. 
И не было страшней в осаде зла, 
Чем надвигавшийся смертельный голод.

ВЕРХОЛАЗНЫЕ РАБОТЫ

Я хотел бы обойти 
Это время.
Но иного нет пути –
Тяжко бремя.

Рад тому или не рад –
Помнить будешь, 
Той войны кромешный ад 
Не избудешь.

Бьет от Пулковских высот
Дальнобойным.
В землю прятаться, как крот,
Недостойно.

Встал Спегальский, будто в строй, 
В верхолазы, 
Подружился с высотой 
Воин разом.

Ведь ему не привыкать 
Брать высоты. 
Чтобы город отстоять –
Хоть в пилоты.

Выполнял любой приказ 
Под обстрелом. 
Восходил, как на Парнас, -
Делал дело.

Во спасенье красоты 
Жил рисково.
Брать пример у высоты –
Нам не ново.

Любовался им с коня 
Петр Великий.
Царь, спасенный от огня, -
Светел ликом.

У спасителя в глазах -
Зелень-мухи.
Но вина тому не страх -
С голодухи.

ПРОФИЛАКТОРИЙ-ЛАЗАРЕТ

В Академии художеств лазарет. 
Ни бомбежки, ни обстрела, вроде, нет.

Приоткрыл глаза - от лампочки круги 
И со всех сторон - враги, враги, враги...

И опять провал: в глазах черным-черно, 
Словно в море опускается на дно.

Давит грудь ему вода небытия –
Не приемлет даже сладкого питья.

В голове текут виденья судных дней:
На мосту взнуздал неезженных коней.

«Ох ты, Аничков, спасенный мною мост! 
Неужель с него дорога на погост?»

Завернуло вдруг виденье на тропу –
На Дворцовую, к великому столпу.

Он почувствовал, что крылья приобрел 
И на столп взлетел свободно, как орел.

И горячим сердцем Ангела согрел –
В маскировке ликвидировал пробел.

Выходил из дистрофии тяжело. 
Будем так считать: студенту повезло.

Окончательно очнулся в январе. 
Разыгралась непогода на дворе.

Сотрясает зданье снова артобстрел. 
Снег от копоти и дыма почернел.

О ПСКОВЕ ДУМАТЬ – ЗНАЧИТ ЖИТЬ

Блокада душит город, 
Бороться нету сил. 
Смертельной хваткой голод 
Горло сдавил.

Под рев самолетов, 
Сирен истошный вой 
Он в думах, как в суметах, 
Тонул с головой.

А думы все о Пскове:
В рабстве город мой. 
Льются реки крови, 
Что сделали с тобой?..

Достал листы бумаги 
И карандаши.
Представил башни, стяги... 
Велел себе: пиши!

Из-под руки, что виделось
В мечтах который год,
На лист как будто вылилось:
Собор, шумит народ,

Стрельцы стоят на страже 
У Власьевских ворот. 
На них купчина ражий 
Грудью прет.

От холода немела, 
Не слушалась рука. 
Но он святое дело 
Решил наверняка 
Исполнить, как завещано, 
Умирать - не сметь!..

И тут явилась женщина, 
Бледная, как смерть. 
Горопченко, бухгалтер, 
Сама, как снег, бела.
- У Ольги характер! –
Еле привела. 
Говорю: негоже 
В сугробе умирать. 
А она не может 
И слова сказать.

ОТСТУПЛЕНИЕ

Ночь. Мороз. Ребенок плачет.
Нет ни хлеба, ни воды.
Мать в слезах, ведь это значит:
Шаг, полшага до беды.

У коптилки глаз моргает. 
За окном за взрывом взрыв:
Ольга в страхе замирает, 
Девочку перекрестив.

И, закутав в одеяло, 
Дочь старается сберечь. 
Но самой вдруг дурно стало, 
Отнялась на время речь.

Рассвело. Спасти ребенка –
Уж других желаний нет. 
Застилает очи пленка. 
И дала она обет.

Каждый день молиться Богу 
Во спасение души. 
И отправилась в дорогу, 
На проспекте - ни души.

Отдала ребенка в ясли –
Хоть покормят чем-нибудь. 
Возвращалась. Звезды гасли:
До чего же трудный путь!

Лестницы-пролеты - скалы, 
На ступенях - лед и снег. 
А давно ль по ним взлетала, 
Не смиряя резвый бег!

Поднялась. Не гнутся ноги, 
Боль такая - хоть кричи! 
Вот и кончились дороги. 
Сердце молотом стучит.

И за что ей наказанье? 
Взрывы за окном в ответ. 
«Дочка, милое созданье, 
Разъединственный мой свет!»

Вырвались из сердца стоны, 
Бьются в мерзлое окно. 
Горе матери бездонно. 
«Боже, что мне суждено?..»

День, другой - прошли недели, 
Умерла в детяслях дочь. 
Ветры лютые отпели. 
Даже  жилы леденели:
Впереди - сплошная ночь.

Нету сил сидеть в квартире. 
Вышла в снег, в метель, в мороз. 
Ноги тяжелы, как гири. 
Вроде площадь стала шире, 
На пути сумет возрос.

Поднималась шаг за шагом. 
Пела ласково метель. 
Ольга приняла за благо 
Белоснежную постель.

Вот уже и потеплело. 
Плещет возле ног Нева, 
И вбирает ласку тело, 
Слышит вроде как слова...

Так случилось, что бухгалтер 
Шла набитою тропой. 
У Горопченко характер:
- Аршакуни, что с тобой!? 
Ну-ка встань, пошли домой! 
Подняла, растормошила 
И заставила идти. 
И ее судьбу решила –
Жизнь велела обрести.

СТАЦИОНАР АРХИТЕКТОРОВ

Шум стоит в стационаре,
Раздаются голоса.
- И куда с такою, Варя!?
Ей пора на небеса!

- Девки, это ж Аршакуни! 
Подобрала чуть живой...
- Распустила баба нюни...
- Не командуй, дом не твой!
- Умирать сюда не водят!.. 
Да и коек нет пустых!
- Ты сама свихнулась, вроде!.. 
Каждым словом бьют под дых.

Лишь Спегальский в спор - ни слова. 
В чемодан сложил листы. 
Оглядел коллег сурово, 
Бросил, словно с высоты:
- Койку, ужин уступаю. 
Я теперь почти здоров...

И глядела, как слепая, 
Ничего не понимая, 
На подаренный ей кров. 
Это правда или снится? 
Аршакуни не понять. 
На кровать бочком садится, 
Слез нежданных не унять.

Кто он? Видела впервые:
Изможден, худющий сам. 
Но глаза, глаза какие! 
Сине-сине-голубые –
Душу видно по глазам.

Выживали в блокаду не все. 
Дистрофия нещадно косила... 
Ей мечталось пройтись по росе, 
У земли позаимствовать силы.

Лишь бы выжить - желанье росло,
Увидать бы спасителя снова!
И куда же ее занесло?
Хоть бы выплыть в весну из былого.

Голубые глаза маяком
Ей светили. И верилось - встречу!..
Покидала палату тайком,
С каждым шагом дышалося легче.

В Ленинград заявился апрель. 
Распахнулись весенние двери. 
Словно музыка - с крыши капель. 
Шла по городу, счастью не веря.

Неужели дышу и живу? 
А казалось, все так безнадежно. 
На припеке, увидев траву, 
Наклонилась, погладила нежно.

Прокатился дежурный обстрел, 
Распугал голубей с тротуара. 
От бессилия немец зверел –
Продолжались бомбежек кошмары.

Радость жизни - как в черный провал:
За углом результат артналета. 
На панели мальчишка лежал, 
А бежал он увидеться с летом.

В детской пястке зажата трава –
То цветы на его же могилу. 
Рядом с телом лежит голова. 
Аршакуни оставили силы.

Опустилась на землю она -
Ни весны, ни обстрела не слыша...
Видно, мир одолел сатана,
Как же терпит все это Всевышний!

День и ночь, словно омут, тоска, 
И квартира - все та же палата. 
Ей казалось: влюбилась слегка. 
Обрела волей случая брата.

Размышляла она про себя 
О спасителе, жизни предтече. 
И, в невольной разлуке скорбя, 
Как о чуде, мечтала о встрече.

ИССЛЕДОВАНИЕ ЦЕРКВИ В АЛЕКСАНДРО-НЕВСКОЙ ЛАВРЕ

Увидела: он! Как спустился с небес –
Стоит у церковной ограды. 
Успела подумать: да как же он слез? 
Сказала:
- Я видеть вас рада!

- Спегальский, - представился ей
верхолаз, 
Ремни карабинов поправил.
- Я рад, что косая не тронула вас. 
С выздоровленьем поздравил.

Взглянул на чертеж и пошел вдоль стены.
- Вот здесь стародавняя кладка.
Швы старой и новой порой не видны -
И в этом таится загадка.

Казалось, он старую кладку насквозь 
Просвечивал, словно рентгеном. 
Призналась:
- А я все на русский «авось», Читать не умею по стенам.

- Со временем будете тоже читать, 
По кладке угадывать годы. 
И вдруг:
- А какая кругом благодать, О если б не наши невзгоды!

Светились лазурью глаза у него, 
В них небо свободно плескалось. 
Она не сказала ему ничего, 
Глазами его любовалась.

Хотелось коснуться его бороды, 
На солнце слегка золотистой. 
В нее от блокады закрались следы 
Блестели у щек серебристо.

Он думал о чем-то своем, иногда 
Морщина на лоб набегала. 
И Ольга сказала, горя от стыда:
- Не скрою, я вас ожидала.

ВДВОЕМ НАДЕЖНЕЕ

Потом не раз его ждала, 
Сама преображалась:
Красивой, ласковой была, 
Кокетничала малость.

Простим влюбленной, молодой 
Понятную нам слабость. 
Измученный зимой, бедой, 
Прими кокетства сладость.

В те годы женщина была, 
Как за печатью тайна. 
Она с ума его свела, 
Конечно, не случайно.

Квартиру, не жалея сил, 
В плацдарм преобразила. 
По-холостяцки Юрий жил, 
А красота ведь - сила. 
К тому ж - она любила.

И он пришел, принес цветы, 
Вина и ломоть хлеба. 
Сидели, пили, и мечты 
Их возносили в небо.

- Уверен: Псков освободят. –
И он перекрестился. -
- Не веришь, Оля?! Вот те свят! 
Недавно сон мне снился. 
Гуляем мы с тобой в Кремле, 
А колокол над нами 
Гудит и светится во мгле, 
Взывает голосами:
К победе, к вере, что всегда 
Для Пскова было свято. 
Уверен, Оля, что беда 
Не одолеет никогда 
Российского солдата!

ОЗАРЕНИЕ

Замерзала акварель, 
Пальцы леденели. 
А в его душе апрель 
Разгонял метели.

Доходил сквозь толщу лет, 
Сквозь обстрелы, холод 
Благодатный предков свет, 
Заглушая голод.

Оживал в карандаше, 
Возрождался смело 
Древний Псков. И на душе 
От картин теплело.

Русский посещал музей, 
Псковские иконы 
Изучал, чтобы верней 
Выверить законы, 
По которым скобари 
Жили и творили –
Светом утренней зари 
Город озарили.

Первым зрителем была –
Догадаться можно –
Ольга. А метель мела, 
Холод невозможный.

Сквозь замерзшее окно –
Свет, как будто в сказке. 
То, что было так давно, 
Разглядел Спегальский.

И представьте: сладкий чай, 
Масло с хлебом. 
Ольга, как бы невзначай, 
Обратилась к небу:

- Это ж настоящий пир. 
Богом ты отмечен!
- Я тебя в мой древний мир 
Уведу на вечер.

- Уведи хоть навсегда, 
Видишь, я готова, 
Начиналась их страда –
Приближенье к Пскову.

НЕОЖИДАННЫЙ ЗИГЗАГ

Страда повернула нежданно 
Не в Псков - на лесоповал. 
Решение антигуманно, 
Но кто их тогда обсуждал! 
Спегальский спешил на вокзал.

Жара донимала до пота, 
Он шел, как солдат, с рюкзаком. 
Она - в босоножках, с блокнотом, 
К разлуке готовясь тайком. 
Решенье ее - словно гром.

Метнулась в вагон уходящий, 
Как белка, забыв обо всем. 
Угроза тоски леденящей –
Не нужен ей собственный дом. 
Отныне все мысли - о нем.

На взгляд осуждающе строгий 
Ответила просто она:
- С тобой разделю я дорогу, 
И чтоб ни случилось, ей-Богу, 
Остануся дружбе  верна.

Поступок - как сущему вызов –
Спегальский одобрил вполне. 
Июньская ночь, словно риза, 
Лежала на тихой волне.

- Сегодня живу, как во сне, -
Признался Спегальский. - А вечер
Как сказка, мечта на двоих.
Укрыл ей озябшие плечи
Плащом.
И березы, как свечи,
Взялись от зари в этот миг.

На Ладоге катер-трудяга 
Отвез лесорубов в село, 
Где воздух хмельной, будто брага. 
Цветеньем вишневым мело. 
Героям моим повезло.

Бригаде - железная норма. 
Исполнишь - получишь паек. 
И ради насущного корма 
Спегальский старался, как мог, 
За всех выполняя урок.

А ночью упрямо для Пскова 
Охранные зоны чертил. 
Работать сверх силы не ново, 
Но он выбивался из сил. 
И недуг его подкосил.

БОЛЕЗНЬ

Аршакуни услышала грохот:
Оглянулась. Спегальский лежал 
Без движенья. Ни плакать, ни охать 
Нет времени. Словно кинжал 
В сердце вбило усердье сверх меры. 
Истощенье - причина беды. 
Дистрофия - не редки примеры –
Оставляла на сердце следы.

Полежав, он очнулся. Вставая, 
Извинился: - Прости, напугал. 
То минутная слабость, родная. 
И, шатаясь, он в лес зашагал.

Оказалось, пила не по силам, 
На глазах он смертельно бледнел. 
Плащ на землю она постелила. 
Он прилег. И опять пожалел:
- Под дождем в легком платье... Простуда
Может счеты с тобою свести...

Аршакуни терялась: откуда 
Избавление может придти?.. 
Донимала осенняя сырость 
Лесорубов в чердачном жилье, 
Да и солнышко как провалилось, 
Не согреться в одежке-старье.

Но сумели же выжить в блокаду, 
А теперь-то... придумать должна! 
Размышляла под шум листопада:
«Паникую какого рожна!.. 
До войны получались портреты, 
Почему не попробовать вновь?» 
И как будто вернулось к ней лето. 
Поднимала на подвиг любовь.

Окрыленная тайной мечтою:
На прокорм заработать трудом. 
Вооружилась она простотою, 
Постучала решительно в дом.

На пороге - мужик, очи ясны, 
Борода смоляная в оклад. 
- Я рисую портреты... согласны? 
Предложила она невпопад.

Оглядел сверху донизу взглядом, 
Усмехнулся: - Ну что ж, 
Проходите. Художнику рады, 
Если я для портрета хорош.

Как опят - ребятишек застолье, 
У плиты - молодая жена. 
Белый лист - то просторное поле, 
Как в нем первая вспашка важна!

Аршакуни умелой рукою 
Навела очертанья лица. 
Ребятня любопытной толпою 
Наблюдала рожденье отца.

Закричали: - Похожий, похожий!.. 
Одобрительно смотрит жена... 
Аршакуни боялась до дрожи –
С довойны не писала она.

Ликовала в душе: получилось! 
Сам хозяин любует портрет…
Портретистка в деревне прижилась 
Что ни день - молоко на обед.

С молока и картошки Спегальский 
Потихонечку начал вставать. 
И, недуг одолев мало-мальски, 
Мог работать и Псков рисовать.

АГИТБРИГАДА

Начальник треста умный был мужик, 
Владел психологическим моментом. 
- Художники должны нам послужить 
Доступным в их работе элементом.

Был дан приказ: художников собрать 
Воедино и создать из них бригады. 
Ударниц он велел нарисовать, 
Чтоб каждая была портрету рада.

Из Тихвина моим героям путь 
Лежал через болотины-разливы. 
В грузовике - ни охнуть, ни вздохнуть, 
Кидало так - остались чудом живы.

Встречала бригадирша - баба-бой, 
С дороги-муки угостила баней. 
Ну а потом - отменною едой, 
Как бы аванс для будущих стараний.

И тут себя Спегальский показал:
Он начал рисовать карикатуры.
Они, как пули, били наповал,
А с лодырей снимали по три шкуры.

Начальник треста видел наперед, 
В познании характеров был дока, 
Поднять сумел на подвиги народ –
Заданье было сделано до срока.

РАЗЛУКА

Тихвин - город всем хорош, 
Но скорей бы к дому! 
Им разлука, словно нож 
По самому живому.

Для любимых встречу ждать –
Нет сильнее муки. 
Видно, радости не знать, 
Если нет разлуки.

Он уверен, что ее 
Зло подстерегает. 
Ольгу мучает свое:
Он в лесу страдает.

«Юрий Павлович, родной, 
Извелась я вовсе. 
Напиши мне, что с тобой? 
За меня не бойся».

И добилась: исполком 
Разрешил вернуться. 
Здравствуй, город, здравствуй, дом!.. 
А снаряды рвутся.

Но Спегальский, как глухой, 
Будто их не слышит, 
У него порядок свой:
Знай, рисует, пишет.

Закачался потолок, 
Сыпанул известкой. 
Пол уходит из-под ног, 
Как в воде подмостки.

Он смахнул труху с листа, 
Как крупинки пота. 
- На вражинах нет креста, 
Не дают работать.

Ольга смотрит на него... 
А сама пыталась 
Убежать в подвал. Чего 
Испереживалась!?

Есть с кого себя лепить. 
Страх одолевая, 
Научилася ходить 
У пропасти по краю.

СНЯТИЕ БЛОКАДЫ

Двадцать седьмое января! 
Для ленинградцев эта дата –
Как рукотворная заря! 
Сражались, мучились не зря –
Грядет с фашистами расплата!

У Петропавловки салют, 
Как увертюра к Дню Победы. 
На фронте злее пушки бьют:
С лихвой фашистам воздают 
За все страдания и беды.

Освобожден старинный Гдов –
Развалины на речке Гдовке. 
Разруху русских городов 
Спегальский описать готов. 
И вот он вновь в командировке.

Июнь старался добротой 
Берез, черемухи, сирени, 
Садов цветущей красотой 
Смягчить оставленный разбой. 
Июнь был настоящий гений!

Но черных обгорелых труб 
Не спрятать буйному цветенью. 
Фашистский след жесток и груб, 
Оставленные зданий трупы 
Теперь нуждались в возрожденьи.

Найти какие-то приметы 
Былых дворов, палат роскошных –
Как новую открыть планету. 
Спегальский шел к былому свету 
По-реставраторски дотошно.

Вернувшись из командировки, 
Отчет о разрушеньях сдал. 
И снова - псковские поковки, 
Печей фрагменты рисовал.

Лист за листом - и древний город. 
Как Феникс, зримые черты 
Приобретал. Не в силах ворог 
Лишить нас псковской красоты.

ВЫСТАВКА

В ГИОПе(*) праздник. Тьма народа. 
Поверить трудно: как он смог 
По памяти в такие годы 
Все воссоздать! Как видно, Бог 
Рисунки выполнить помог.

Народ дивится: древний Псков –
Соборы, церкви, бастионы, 
Дворы богатые купцов. 
И кажется: ликуют звоны, 
И вече - в тыщу голосов.

Дорисовать куда как проще –
Воображения добавь:
Князь Невский выехал на площадь, 
Свершив Ледовое побоище, 
Псам-рыцарям за все воздав.

Трактует выставку Велехов, 
Начальник главка, весельчак:
- Для вас, Спегальский, не помеха 
Секрет годов. Как век - то веха 
В открытиях. Вот всем бы так!

Бок о бок с мужем Аршакуни, 
Она сегодня - маков цвет. 
Ей кажется, что дремлет втуне 
В душе Спегальского поэт. 
Да в этом и сомненья нет!

ОСВОБОЖДЕНИЕ ПСКОВА

Двадцать третье июля вписалося 
В календарь, как звезда, на века. 
От разбитого Пскова осталася 
Не разрушенной только река.

И еще оставалась незыблемой 
Всенародная вера, что вновь 
Все, что было разграблено, вздыблено, 
Возродят доброта и любовь.

С этой верой, как с помощью Боговой, 
Возвратился Спегальский домой. Ужаснулся!.. 
В фашистском логове 
Учинить бы подобный разбой!

Это было всеобщим желанием –
Умереть, но врага победить! 
Не найдешь в Пскове целого здания, 
А ведь надо устроиться жить.

Скит Мирожский пригрел реставраторов:
Что ни келья - приют для семьи. 
У Спегальского норов новатора 
И законы в работе свои.

Он чуть свет уходил на развалины. 
Что ни памятник - боль и любовь. 
Как на взлобках весною проталины, 
Проступали приметы веков.

Заповедники древнего Пскова, 
О которых в блокаду мечтал, 
Он на местности снова и снова 
Открывал, в чертежах утверждал.

Показал: в восемнадцатом веке 
Архитекторы западных школ 
Древний Псков превратили в калеку –
Их проекты Спегальский нашел.

В чуждых планах жемчужины Пскова, 
Что у древних цвели на виду, 
От незнанья иль умысла злого, 
Потонули, как камни в пруду.

Красоте нашей гордости русской, 
Воссиять - у Спегальского цель! 
У противников промысел узкий:
Достиженья свести бы на мель.

Реставраторы Гедике, Драги, 
Отвергая Спегальского план, 
Извели больше тонны бумаги –
Утверждали в работе обман.

Их проект не учитывал в Пскове 
Береженье седой старины. 
И Спегальский на деле и в слове 
Показал: их проекты вредны.

ПРИГОРОД ПСКОВА

Он, в работе одержимый, 
Не умел щадить себя. 
И к такому вот режиму 
Приучал жену, любя.

Не ропща и не переча 
(Вот жена так уж жена!), 
Слушая уроки-речи, 
С ним работала она.

И в завалах, и в подвалах –
На замерах каждый день. 
Даже в дозах самых малых 
Отвергала сладость-лень.

И по пригородам старым, 
Не жалея ног и сил, 
Он жену свою не даром 
Часто в крепости водил.

Показал Изборска дали, 
Не скрывал восторга сам. 
Любовалися, молчали... 
Облака - как паруса 
По-над крепостью старинной.

Растворясь меж облаков, 
Журавли мотив былинный 
Возвращали из веков.

Грусть взялась в плакучих ивах, 
В паутинах между трав, 
Даже в выцветших крапивах, 
Вспыхнула среди отав.

Песню слушая, спустились 
На Славянские ключи, 
Впрок живой воды напились. 
Предложил он: - Помолчим...

Молча слушали теченье 
Говорливое ключей. 
А над крепостью свеченье 
Всплыло солнечных лучей.

ПРОТИВОСТОЯНИЕ

В реставрации ученый 
Был, как в битве генерал:
Знал стратегии законы, 
Очертил охранны зоны. 
Спуску Драге не давал.

Но у Драги был в обкоме 
Голос свой и верный глаз. 
А обком - хозяин в доме:
Хочет - режет, хочет - ломит, 
Это знал любой из нас.

У обкома храмы божьи 
Были, как бельмо в глазу, -
Он стоял на бездорожьи 
И народ толкал в бузу.

Но Спегальский не из слабых –
Возражал, в Москву писал. 
Он ходил уже в прорабах –
Церкви к жизни возвращал.

Не теряя ни минуты, 
Из былого хоть зерно 
Воссоздать, спасти от лютой 
Кривды, гнутой-перегнутой, -
Все ж ему было дано.

И никто его не в силах 
Уломать иль убедить. 
Он сойдет скорей в могилу, 
Чем по-кривде будет жить.

Он-то знал, как это страшно, 
Новостройками затмить, 
С глаз упрятать храмы, башни. 
Можно ль будет Псковом жить?

Город наш, церквей лишенный, 
- Как художник без души. 
И Спегальский, в Псков влюбленный, 
С реставрацией спешил.

ВЕРНОСТЬ

Давление коллег, партийных боссов 
Мешало жить, работать и дышать. 
Казалось, он идет по-над откосом, 
И гибели уже не миновать.

В безверии нужна была сверхвера, 
Чтоб выдюжить и противостоять. 
И осень придавила небом серым, 
Хоть волком вой - просвета не видать.

Единственной звездой в осеннем мраке 
Была Она. Светила, как могла:
Ненужные предупреждала драки, 
С врагом была обманчиво мила.

«Любимая моя», - твердил Спегальский,
Жене влюбленно руки целовал.
На праздник сделал ей подарок царский:
В собрании княгинею назвал.

А недруги кружили, словно осы, 
Ужалить норовили побольней. 
Он выдюжил уколы и доносы –
Был духом и умением сильней.

Душок вонючий, как от головешки, 
Тянул из кабинета в кабинет. 
Давно известно, что у всякой пешки 
В душе святого не было и нет.

В безверии нужна была сверхвера, 
Чтоб правоту и правду отстоять. 
А осень надвигалась небом серым, 
И кажется, просвета не видать.

Спегальский понял: не осилить дури. 
Чтоб зодчества от века крепла нить 
Позиции свои в аспирантуре 
Наукою решил он закрепить.

В ЛЕНИНГРАДЕ

Академия художеств. 
Юрий аспирантом стал. 
По ночам проекты множа, 
Явно он не досыпал.

И в учебе, и в работе 
Не умел себя щадить 
Пребывал как бы в полете –
Мог и сердце расшибить.

Аршакуни пыл смиряла:
Становилась на пути 
Перегрузок. Убеждала:
- Нам пора гулять идти!

Их вечерние маршруты –
На Неву иль в Летний сад. 
И с души спадали путы, 
Он бывал прогулкам рад.

Ольга, любящая город, 
Заливалась соловьем, 
Говорила: - Как ты молод! 
Мы еще возьмем свое!

До чего ж они коварны 
И где надо, ох, умны! 
Знают: слово лечит раны, 
Даже те, что от войны.

А любовь дарует силы, 
Это понял он давно. 
Над Невой заря светила, 
В воду капала вином.

Напоенные речною 
Благодатью, шли домой. 
Осень падала листвою 
На гранит береговой.

Над Невой мерцали звезды, 
Месяц всплыл, как напоказ... 
Возвращались очень поздно, 
Но вставал он в ранний час.

ИССЛЕДОВАНИЕ

Тема диссертации ясна. 
Шел он к ней сквозь голод и блокаду. 
Псковская седая старина –
Сердцу и отрада, и награда.

Виделись купецкие дома 
И на них жилища - загляденье! 
Называли их, как в сказке, терема 
(Возродить бы древние строенья!)

К терему - высокое крыльцо, 
Ширина его - взлетай на тройке! 
(Были за душою у купцов 
Не одни наживы да попойки).

Гульбище в просторном терему,
Кабинет, «веселая» палата -
Все тут по запросу и уму,
Есть где привечать торговца-брата.

В повалушах - печи в изразцах, 
Лавки вдоль стены, столы дубовы. 
Псков тогда держался на купцах, 
Было, как кремень, литое слово.

Аспиранту нужно доказать:
В зодчестве не может быть застоя, 
Каждый век сумел свое создать... 
Понимал он: дело не простое.

Не жалел он время.
Каждый год.
Приезжал во Псков и кропотливо
Изучал, что сотворил народ,
Возрождал строительное диво.

Дом Печенко. Все его ходы
В детстве открывал, как новы страны.
Перестроек вычислил следы,
Что остались в доме, словно раны.

Двор в Песках, на Завеличье двор, 
Трубинских, Поганкины палаты... 
В век семнадцатый он коридор 
Проложил сквозь годы, факты, даты.

Показал, как зодчество менялось, 
К совершенству шло из года в год. 
Лихачева точность восхищала 
И в науке избранный подход.

Академик, старины знаток, 
Оценил в исследованьи жилу. 
То, что институт пока не смог, 
Оказалось зодчему по силам.

ОТВЕРЖЕНИЕ

Защищена блестяще диссертация. 
Теперь бы применить ее в делах. 
Но в Пскове руководство реставрацию 
Вершило на глазок и впопыхах.

Естественно ученого желание:
Работать в Пскове, древность возрождать. 
И вот ему ответ, как наказание:
Вакансий нету, надо подождать.

А ждать невмочь. Глаза бы не глядели 
На то, как реставрация идет! 
Казалось, галки, возмутясь, галдели, 
Заканчивая города облет.

Поставить новостройки - нормой стало –
Да так, чтоб церкви заслонить от глаз. 
В те годы понастроили немало. 
Да не об этом нынче мой рассказ.

У стен Кремля и вдруг - киношный короб, 
Градостроителям убийственный позор. 
Я слышал сам, как возмущался город, 
Начальству выдвигая приговор.

У власть имущих столько дури было:
Хоть пруд пруди, хоть караул кричи! 
Уже тогда Россию осенило:
Теряют ведь не только псковичи!

Отсечь пытались корни у России, 
Лишить ее питательной среды. 
Но церкви, башни, стены вековые –
Хранят в себе истории следы.

И несмотря на все перипетии, 
В России есть достойные мужи –
Первопроходцы, воины, витии. 
Призванье их - Отечеству служить.

Спегальскому завещено Всевышним 
Былую мудрость зодчих воссоздать.
Для ясности замечу здесь: не лишне 
Его упорство в деле показать.

ОТПУСКА

Отвергнуты властью охранные зоны, 
Читай: не нужна старина. 
Да это ж попранье извечных законов, 
Без них обнищает страна!

К тому же, душа без любви и приюта 
Бездомна, как ветер в степи... 
Россия извечно из смуты да в смуту, 
Коль взялся за дело - терпи!

Спегальский не думал сдаваться неверью, 
Он в Псков приезжал и не раз... 
У недругов снова встопорщились перья, 
И зубы - уже напоказ.

Но он приезжал не вкусить благодати 
В Великой и в теплой Пскове, 
Не нежиться с милою Ольгой в кровати, 
Не греться под солнцем в траве.

Служенье искусству не ведает лени –
И в этом успеха секрет. 
Исползал подвалы палат на коленях... 
Вот так и рождался поэт.

Подвалы Русиновых, в доме Ямского 
Облазил наощупь, без света почти. 
И все же добрался до сути былого. 
А ты, современник, хотя бы прочти!

В его изысканьях раскрыты секреты, 
Разгадка широкой души россиян, 
Вчитайся, вглядись и получишь ответы, 
Которыми будешь сполна осиян.

ОТТЕПЕЛЬ

Шестидесятые года 
(В ту пору я служил в обкоме). 
Гремела за страдой страда –
И кукурузная, и кроме...

Война еще давала знать –
В хозяйствах штопали прорехи. 
Культуру стали возрождать, 
Увы, и здесь нашлись огрехи.

В церквах хранили много лет, 
Как в складах, всю литературу. 
А в магазинах книжек нет. 
С кого спускать за это шкуру?

И в реставрации провал –
Использовать не могут средства. 
Обком Медведеву призвал 
Возглавить тяжкое наследство.

Людей умела подбирать –
Она на кадрах волка съела. 
Культурою перестрадать 
На благо общее сумела.

Ильин возглавил книготорг — 
И сдвинул дело с мертвой точки. 
Я выражал ему восторг 
И верил; друг рожден в сорочке.

Конечно, дел невпроворот:
Строительство, учеба, споры... 
И все ж товарооборот 
Пошел, как говорится, в гору,

И в реставрации застой 
Медведева преодолела:
Спегальский псковской красотой 
Коль покорен - возглавит дело.

Всю жизнь вернуться он мечтал 
К соборам, башням, словно к братьям. 
Осенний листопад встречал 
Спегальского в свои объятья.

И забегая чуть вперед, 
Скажу: вернулся сын навеки. 
Судьбы последний поворот 
Пока что сделал лишь намеки.

КРЫПЕЦКИЙ МОНАСТЫРЬ

Топь, бесконечно болото, 
А за болотом леса. 
Пуще неволи охота:
Как наважденье - забота 
Людям открыть чудеса.

Выявить то, что забыто, 
Душу былому вернуть. 
Золотом дали залиты, 
Сердце простору открыто, 
Труден и благостен путь.

Дышится, словно на море, 
Будто живешь про запас. 
Кажется горе не горе –
Дух захватило зараз.

Молвил Спегальский:
- Смотри-ка,
Мерили версты не зря!.. 
И любовалися ликом 
Древнего монастыря.

- Вроде как знаменье свыше, -
Вслух продолжал размышлять. 
Церковь и службы без крыши, 
Что здесь теперь - не понять.

Вместо монахов скотина 
В темных подвалах стоит. 
Осень, чиста и невинна, 
Тихо спускалася в скит.

Эту обитель я вспомнил. 
Нас приютила она, 
Грязных, усталых, бездомных –
Шла мировая война.

Мы пробирались в разведку 
В Псков (командир приказал), 
Ведено взять на заметку 
Вражеский штаб и вокзал...

В Крыпецком мы ночевали 
Перед последним броском... 
Дали, военные дали –
Вспомнишь и на сердце ком.

Все здесь осталось, как прежде:
Глушь и российская ширь. 
Хочется верить надежде –
К жизни вернем монастырь.

Вооружившийся рулеткой, 
Пскова древнего поэт 
Различал в строеньи меты –
Перестройки разных лет.

Ласточки над ним щебечут, 
Солнце с неба льет теплынь. 
Божьи птички душу лечат, 
Даль лесная, неба синь.

В памяти про этот вечер 
Каждая деталь важна. 
До чего же память света 
В нашем сумраке нужна!

ПСКОВ И ВЕЧНОСТЬ

Спегальский верил: улыбнулась 
Капризная судьба на склоне лет. 
Казалось, молодость вернулась, 
Чтобы торить и дальше след.

Он должное охранным зонам 
Как продолжение пути 
В градостроительстве законном 
Воздал, чтоб городу цвести.

Архитектура чуда-Пскова –
Соборов, крепостей, церквей –
Фундаментальною основой 
Явилась бы России всей.

И храм Николы на Усохе, 
Что в Пскове числится вторым, 
Хоть сохранил былого крохи, 
Но все же он неповторим.

И никаким мирским пожарам, 
Разрухам, войнам не избыть 
От дедов принятого дара. 
А нам - навеки сохранить.

Юрий Павлович с княгиней 
(Так он Ольгу величал) 
В реставрации отныне 
Стал началом всех начал.

В дождь и зной на радость Пскову –
Поднимал века с колен,
И забвения оковы 
Опадали с древних стен.

Вместе с ним, вникая в дело, -
Ольга, верная жена. 
В реставрации сумела 
Стать помощницей она.

В церкви Покрова от Торга
Забралися на хоры
И, обследовав задворки,
Приняли веков дары.

Мастера времен бывалых, 
Каменщики-скобари, 
Щедрые в большом и малом, 
Не скупились - знай бери!

НЕОЖИДАННЫЙ УДАР

Отчаянно мела метель, 
Машины, воя, буксовали. 
Под окнами скрипела ель 
О ведомой лишь ей печали.

Задернут город пеленой –
Не видно ни, креста, ни башни. 
За белой сумрачной стеной 
Застрял, казалось, день вчерашний.

И в сумасшедшую метель 
(Не знала Ольга - ворог рядом) 
Спегальского свалил в постель 
Инфаркт, как страшный взрыв снаряда.

Из кабинета унесли, 
Как генерала с поля боя. 
И опасения росли –
Витала смерть над головою.

И все же жизнь ему дала 
Хоть напоследок насладиться:
Мечта над болью подняла 
И он вознесся, словно птица, 
Над Снетогорским, над Кремлем –
Во имя жизни и спасенья, 
Бескрайне ширя окоем –
И в этом было провиденье.

Перед портретом день... и три.. 
А сердце в пламени сгорало. 
Воздайте горю, скобари!.. 
Она пока еще не знала, 
Как будет жить, твердила: как? 
Молилася его портрету. 
А горе - жизни лютый враг –
Твердило: да его же нету!

Одна, на целый мир одна, 
Всю ночь ходила, как чумная, 
Без отдыха, еды и сна, 
День-ночь уже не различая.

И вдруг с утра, как солнца луч, 
Пришло письмо от Лихачева. 
Он утверждал, как был могуч 
Спегальский, завещая слово 
О вечной псковской красоте, 
О бережении открытий. 
«Останьтесь вы на высоте, 
Достигнутое утвердите! 
Я убежден, что вы сильны 
Святою верою и духом. 
Вам полномочия даны 
Судьбою. Ни пера, ни пуха!»

О сила слова, Божий дар! 
В свое поверив назначенье, 
Она пережила удар, 
Освободясь от заточенья.

Как ценный клад, его архив –
Наброски, чертежи, записки 
Перебирала. Сил прилив 
Брала в общеньи с самым близким.

И убеждалась: жизнь его, 
Как свет звезды угасшей, светит. 
Хотелось более всего, 
Чтобы труды народ заметил.

Любовь вершила чудеса:
Из года в год его творенья 
(Пошла удачи полоса) 
Являли Пскову откровенья.

Издание альбома, книг –
Потомку дар. Бери на счастье! 
Дай Бог, чтоб истину постиг 
И в деле проявил участье.

Найдя поддержку у властей, 
Музей Спегальского открыла. 
И даже женщин-недрузей 
Любовью к мужу покорила.

Ее поддерживал Господь:
Пред ним предстала, словно дева, 
Спегальского душа и плоть, 
Как из ребра Адама - Ева.

Ей виделось, как он парит,
Преодолев сопротивленье
Земли и власти.
Он творит
И дарит веру поколеньям.

(*) - Государственная инспекция по охране памятников

Октябрь 2001