СНОВА В ЛЕНИНГРАДЕ
(окончание главы)

Подошло время защиты диссертации. Автореферат уже был опубликован, когда пришло письмо от Николая Николаевича Воронина (1). 19 декабря 1950 года он писал:

«Дорогой Юрий Павлович! Получил Ваше письмо — прочел с огромным интересом и радостью за Вас и за науку, в которую Вы внесли очень серьезный вклад.

Как быть теперь мне? Надо переделывать главу о Пскове для ИРИ, так как в ней есть несколько страниц по жилищу,— буду излагать Ваши тезисы и сошлюсь на автореферат! Словом, не сомневаюсь в блестящей защите. Черкните тут же, как она прошла.

Все предыдущее письмо было очень грустным, так как Вы не знаете, куда «приложить» себя, так как по древнерусской части — тупик.

Это не только Ваша беда, а беда общая — ведь и в ИИМКе (Институте истории материальной культуры.— О. А.) древнерусское зодчество только «терпят». Долго ли продлится это «терпение», не знаю. Так я у меня — состояние полной неуверенности в перспективах нашей науки — не говоря уже о всем древнерусском искусстве в целом! Так не мучайте себя этой проклятой проблемой. Надо ждать, что ее решат рано или поздно в общей форме... Надеюсь — положительно. Простите за пессимизм — это, полагаю, временно.
Желаю от души защиты. Ваш Воронин» (2).

В письме от 1 июня 1960 года Николай Николаевич писал:
«Спасибо за память и оттиск — только зря Вы его так низко цените,— работа эта разрубает очень важный узел в истории псковского зодчества (3), что касается данной Вами статьи в «Краткие сообщения» о «Хлебопекарне», то она пойдет целиком — тема новая и статья сделана крепко. Мой отзыв целиком «за»...

Рад, что Вы снова сели за свою монографию о жилой архитектуре Пскова — ее давно пора выдавать в свет...»

Николай Николаевич не случайно писал о том, что монографию о жилой архитектуре «давно пора выдавать в свет», так как прошло более десяти лет, прежде чем она была издана.

Когда Николай Николаевич впервые появился у нас в доме, то, заметив еще с порога полки, уставленные керамикой, весело рассмеялся:

— Я думал, что только у меня глиняные горшки, кувшины и миски заполонили все углы, а, оказывается, их и у вас полно!

Николай Николаевич сразу же расположил к себе своей веселой непринужденностью. С ним было необыкновенно легко и просто. Мне казалось, что я знаю его давным-давно. Он с живым интересом рассматривал предметы прикладного искусства, созданные руками Юрия Павловича, подолгу ими любовался. За столом шел оживленный разговор о делах охраны и реставрации памятников архитектуры. Николай Николаевич проявлял большой интерес к суждениям Юрия Павловича. Мнения их в этом вопросе совпадали. Их связывала между собой и горячая симпатия. Это подтверждает их переписка.

К чаю я подала Николаю Николаевичу большой фигурный пряник, испеченный в изготовленной Юрием Павловичем пряничной форме. В центре пряника — изображение псковского барса с поднятой могучей лапой, вокруг — надпись древнеславявекой вязью: «Жалуется за большие заслуги, удостаиваются ее великие други».

Надо было видеть, в каком восторге был Николай Николаевич.
— Ну спасибо! Спасибо, дорогой Юрий Павлович!

А уходя, бережно, со всеми предосторожностями завернул пряник и положил его в портфель:
— Я сохраню этот подарок до конца своих дней!

У меня с Николаем Николаевичем оказались общие литературные интересы: мы оба писали стихи. В связи с этим у нас возникла переписка.

Свои «дамские» стихи, как я сама их называла, я не отважилась показать, но его стихи просила мне выслать.

Николай Николаевич выполнил мою просьбу.

В письме от 20 сентября 1964 года он писал:

«...Получил Ваше письмо в Снегирях, то есть в своей деревне. Здесь тишь и золотая осенняя благодать.

Выбралось несколько минут, чтобы черкнуть Вам ответ и удовлетворить Ваше любопытство к стихам. (Я несколько перевыполнил Вашу заявку, а подобрались все минорные. Осень!)

Как видите, они тоже наполовину «дамские», сиречь женственные.

Просьба не читать никому, кроме Юрия Павловича».

Защита диссертации происходила в Академии художеств.

В этих стенах отшумела наша юность. Узкие, полутемные коридоры, просторные аудитории и мастерские, уютная библиотека и огромный циркульный зал для проектирования. Все, все здесь хранило голоса и образы соучеников. Сколько людей унесла война: товарищей, близких друзей, и среди них — дорогого мне человека П.А.Аршакуни.

В помещении директората ярко горел свет. В одной из просторных комнат были установлены стенды с экспозициями графических работ: чертежи, рисунки, фотографии, иллюстрирующие диссертацию о гражданской архитектуре Пскова. Защита началась.

Я заняла место в дальнем конце зала, в углу, отсюда видно всех. В президиуме восседала почти вся профессура — высокие авторитеты, бывшие наши учителя. Да и среди публики их немало!

Юрий Павлович поднялся на кафедру. Внешне он был удивительно спокоен. То ли это умение держать себя, то ли спокойствие человека, глубоко и многосторонне знающего материал, о котором он будет докладывать?

Владимир Владимирович Степанов, наклонясь ко мне, прошептал:

— Я советую вам заказать портрет Юрия Павловича у хорошего живописца, и обязательно теперь, пока он еще так ярок и колоритен. Пройдет время, увянет его свежесть, пожухнут краски... Торопитесь!..

Юрий Павлович начал свою речь неторопливо и обстоятельно.

Задачу своей работы определил так: «Установить некоторые факты истории псковского гражданского зодчества, разбить или хотя бы поколебать некоторые из несправедливых представлений о каменном псковском гражданском зодчестве XVII века».

Цель, казалось бы, очень скромная, но, как отметили оппоненты, «подлинная цель значительно шире и серьезнее». Об этом Юрий Павлович в дальнейшем сказал и сам:

— ...Если смотреть на архитектуру глубже и анализировать архитектурное творчество, то изучение древнерусского зодчества может дать многое для развития советской архитектурной теории и практики.

Для этого необходимо подлинное, а не поверхностное знание и глубокий анализ русской архитектуры... Полузнание и попытки, как говорят, «использовать» древнерусскую архитектуру, построенные на поверхностном и примитивном подходе к этому делу, не могут принести пользу. Использовать по-настоящему, так как нужно, можно только то, что по-настоящему знаешь...

Наша задача — найти в творчестве русских зодчих его наиболее мудрые черты и качества, с тем чтобы их не просто перенести в нашу эпоху, а с тем чтобы их развить и приложить к делу в соответствии с требованиями и условиями нашей жизни и именно там, где это будет для нас полезно...

Затем он подробно остановился на результатах натурного исследования обширного ряда гражданских памятников.

— Все мы убеждены, что русский народ талантлив,— говорил он,— и несколько сот лет назад он не был полудиким, некультурным народом. Но поезжайте в Псков и посмотрите, что там выдают за подлинное сохранившееся жилище богатейших русских людей семнадцатого века. Книжки о старом Пскове одна за другой повторяют, что так называемая «Солодежня» есть прекрасно сохранившийся дом купца семнадцатого века, в то время как в действительности — это остатки нижней половины здания, которые служили первоначально лишь для складов запасов и товаров.

Вас приведут в полутемное, холодное, мрачное и сырое складочное помещение и скажут, что вся семья богатейшего купца жила в одном этом помещении. При этом не забудут отметить, что «такое жилище типично для семнадцатого века», и добавят, что по всей данным и в шестнадцатом веке быди точно такие же дома, то есть что в архитектуре был застой на протяжении столетий. То же вы найдете и в литературе. В самой последней свежей литературе можно встретить утверждение вроде того, что чуть ли не все каменны гражданские постройки являлись повторением в камне деревянных изб, то есть, другими словами, что русские каменщики не могли подняться до творчества в камне...»

Оппоненты диссертации (4) сошлись на одном мнении: диссертация Ю.П.Спегальского открыла факты, имеющие очень большое значение не только для истории древнепсковской архитектуры, но и для истории древнерусского зодчества в целом.

Нет возможности подробно рассказать обо всем, что происходило тогда на защите диссертации и после ее защиты. Каждый выступающий высказывал добрые слова в адрес автора и его диссертации, получившей высокую оценку. Диссертация Ю.П.Спегальского была направлена против существовавших космополитических измышлений о якобы «вечной отсталости русского народа».

Мнения всех присутствующих сходились в одном: «Диссертация Ю.П.Спегальского- крупное открытие в области изучения истории архитектуры допетровской Руси. Она является замечательным по своему значению вкладом в науку и должна получить выход в свет без промедления».

Но монография «Псковские каменные жилые здания XVII века» Ю.П.Спегальского была опубликована лишь через 12 лет — в 1963 году. Однако еще задолго до ее публикации материалы из диссертации Спегальского вошли в широкое научное обращение. Его основной вывод о существовании верхних деревянных этажей на псковских жилых зданиях XVII века получил свое полное подтверждение на исследовании жилых домов того же времени в целом ряде других древнерусских городов.

После многочисленных выступлений было предоставлено слово автору диссертации.

Юрий Павлович, не торопясь, снова поднялся на кафедру. Он поблагодарил руководство и всех, кто помогал ему в его труде. Потом детально остановился на целом ряде положений в своей работе, дал общее заключение и... вдруг обрушился на одного из своих оппонентов— профессора Н.Б.Бакланова.

— Вы сказали, я недооцениваю классицизм, когда говорю о том, что с развитием нового общественного строя в восемнадцатом веке изумительная творческая работа каменщиков сошла на нет. Значит, вы недостаточно внимательно читали мою работу. В моем тексте одно положение логически вытекает из другого. Не всегда все новое несет в себе, бесспорно, положительное. Неизбежно наряду с новыми положительными факторами приходят и отрицательные...»

Владимир Владимирович наклонился ко мне и вполголоса сказал:

— Молодец, Юрий Павлович, право, молодец! Пожалуй, не найдешь такого диссертанта, который бы выступил против своего же оппонента. Ай да молодец!..

К сожалению, разговор Владимира Владимировича помешал мне услышать и проследить полемику диссертанта с оппонентом (5).

В ответе оппоненту Павлу Александровичу Раппопорту Юрий Павлович сказал:

— Я считаю необходимым указать, что впереди у нас еще непочатый край работы, которую не следовало бы откладывать на неопределенное время. Мне не хотелось бы, чтобы у кого-нибудь сложилось со слов Павла Александровича мнение, что был «зияющий пробел» в наших знаниях о древнерусской архитектуре, относящейся к Пскову, а теперь, мол, этот пробел заполнен и, следовательно, можно более или менее успокоиться. Я нарочно утрирую эту мысль, но нечто подобное возможно.

Достоинством же своей работы я считаю прежде всего то, что она показывает, как много мы еще не знаем...

Эти слова Спегальского вызвали в зале оживление и бурные аплодисменты.

Защита окончилась. Члены комиссии удалились на совещание. Присутствующие зашумели, делясь впечатлениями. Я услыхала позади себя:

— По явно глубоким и обширным знаниям диссертанта, к тому же подкрепленным основательным практическим опытом, да и по своей теме, стоящей на уровне крупного открытия, соискатель достоин докторской, а не кандидатской степени.

Отвлек меня Николай Николаевич Белехов. Он стоял среди группы архитекторов и энергично махал рукой, приглашал подойти.

— Ольга Константиновна,— обратился он ко мне,— я проспорил пари вот этим бездельникам,— и он указал рукой на архитекторов, стоявших вокруг него,— я утверждал, что Юрий Павлович придет на защиту в русских сапогах.
— Нет, вы не проспорили.
— Как?!.. — У всех изумленно вытянулись лица.
— А вы посмотрите внимательнее.

Все обернулись в сторону Юряя Павловича. Он стоял в окружении каких-то людей, осаждающих его вопросами. Из-под тщательно разглаженных брюк торчали грубые кирзовые сапоги.

— Ха-ха-ха! — весело и громко захохотал Николай Николаевич.— Точно! Русские, русские кирзовые сапоги! Как же вы в таких сапогах пустили его на защиту?

— Он представил мне очень веский довод: «В русских сапогах буду чувствовать себя устойчивей».

— Ах жаль, что он не надел вышитую косоворотку!..— веселился Николай Николаевич.— Ну а теперь угощайте меня шампанским!

Но у меня не было желания пить шампанское преждевременно. Я ждала результатов голосования. Все члены Ученого совета отдали свои голоса единогласно.

ПРИМЕЧАНИЯ

(5) - Полный текст ответов диссертанта оппонентам хранится личном архиве Ю.П.Спегальского.  назад